История русско-чеченских взаимоотношений: Часть 1-аяЭмиль Сулейманов, специально для Prague Watchdog
Почти трехсотлетняя история (временами латентного, временами интенсивного) конфликта между Чечней, вернее, чеченцами, и Россией, вернее, российской государственностью, оставляла мало места для дружественных отношений. Однако, примеры добрососедства, взаимопонимания и желания жить в мире - начиная со второй половины XVI века, когда русский и чеченский этносы впервые географически соприкоснулись, все же есть. И это, на самом деле, трогательно. Попытаемся вкратце проанализировать хронологию русско-чеченских взаимоотношений и понять динамику их развития, сделав акцент - по мере возможности - на позитивной стороне русско-чеченских взаимоотношений.
Первый этап – Иван Грозный
Как известно, завоеванием Иваном Грозным татарских ханств на Волге окончательно завершился один (назовем его условно «тюркским») этап евразийской истории и начался другой – «русский». Оккупация Казанского (1552) и Астраханского ханств (1556) открыла Москве прямой путь к предгорьям Кавказа с севера. Напомним, что в те далекие времена Кавказ являлся объектом притязаний как со стороны мощнейшей Османской империи, которая обладала почти всем черноморским побережьем Кавказа и рядом областей к югу и северу от Большого Кавказского хребта, так и со стороны Сефевидского Ирана.
Чеченцы, равно как и народы Северо-восточного Кавказа, были выставлены как экспансии со стороны Сефевидов (тюркско-азербайджанской династии, которая правила в Иране, Азербайджане и в ряде других областей с 1501 вплоть по 1737 год), так и довольно частым набегам со стороны крымского хана - вассала и союзника турецкого султана. В этот период попытки Москвы освоиться к северу от Терека были, как правило, приветствованы местными феодалами и свободными сельскими общинами, ибо Москва воспринималась горцами как естественный союзник в их борьбе против военно-политической экспансии с юга.
Дружественным отношениям между вайнахами (предками настоящих чеченцев и ингушей), также как и адыгами (кабардинцами, черкесами, абазинами) способствовало мирное расселение кавказских предгорий выходцами из славянских областей - украинскими и русскими казаками. Колонизация края казаками-земледельцами - речь все еще идет о тех областях, которые находились к северу от мест расселения кавказских горцев и не приводили к (серьезным) конфликтам между ними - сопровождалась ростом взаимных интеракций, что привело к своего рода «культурному обмену», сближению между казаками-славянами и горцами. Отсюда берет свое начало наблюдаемое ныне сходство в обычаях, нравах и ментальности кавказских (терских и гребенских) казаков и горцев Северного Кавказа.
Следует отметить, что и в этот период Москвой предпринимались попытки к оккупации некоторых стратегических районов обитания кавказцев - например, дагестанских Тарков, что, однако, в виду тогдашней слабости Российского государства по большому счету не ознаменовалось успехом. В частности, во время Ливонской войны амбициозные планы того же Ивана Грозного в южном направлении потерпели фиаско, когда крымскотатарское войско хана Девлет-Гирея в 1571 году дошло до Москвы и сожгло ее. Не более удачными в этом отношении были военные экспедиции конца XVI (поход воеводы Хворостина из Астрахани в Дагестан в 1594 году, который завершился почти полной ликвидаций московского воинства) - начала XVII века.
Второй этап – Петр I
Следующий этап начался в первой половине XVIII века, когда император Петр I после более чем столетней паузы решился всерьез заняться кавказско-черноморским регионом. Но - увы. Столкнувшись с упорным нежеланием тогда еще сильной Турции и Крыма «делиться», Россия вынуждена была уступить. В 1722 году, однако, в низовьях реки Судак была основана стратегически важная крепость Святой Крест (сегодняшний Буденновск), что ознаменовало собой начало колониальной политики на Кавказе.
Русские гарнизоны, желая придвинуться поближе к Кавказскому хребту и в ближайшее время овладеть им (что было необходимостью для дальнейшей экспансии на Южный Кавказ, а в дальнейшем и в Персию и Турцию), продвигались все дальше и дальше на юг, и прежняя политика взаимовыгодного торгово-экономического обмена и сотрудничества с местными этносами сменялась политикой колониализма.
В тиранической России, однако, царствовали крепостнические порядки, и крестьяне свободно покупались и продавались, в то время как в чеченских землях все обстояло совсем иначе. Чеченцы, никогда не имевшие царя, редко феодалов, естественно, не имели особого желания добровольно лишиться свободы, и в этом смысле, конечно, усиление противостояния было неизбежным, нося в себе оттенки, как сейчас модно говорить, «цивилизационного конфликта».
Положение усугубило и то обстоятельство, что начиная с 1721 года (на этот счет Петром был выдан специальный Имперский указ) терские и гребенские казаки были переведены под юрисдикцию Военной коллегии. Впоследствии именно они стали орудием колонизации края и ядром карательных экспедиций в горские аулы, стоивших жизни сотен тысяч вайнахов, адыгов, дагестанцев и прочих кавказцев. Традиции русско-чеченского добрососедства, таким образом, от этого сильно пострадали.
Военная и административная колонизация Кавказа в XIX веке
Начиная с восстания легендарного шейха Мансура (1785-1791) - этнического чеченца, русско-чеченские взаимоотношения принимают тот характер, по которому они широко известны по сей день. Причем сценарий колонизации был почти повсеместно одинаковым - русские гарнизоны отнюдь не только мирным путем придвигались все ближе и ближе к чеченским (равно как и адыгско-черкесским, дагестанским и пр.) селениям, для чего строились крепости, редуты, дороги, расширялась так называемая «кавказская линия» и «расчищались» от неугодных жителей обширные территории.
Далее назначалась колониальная администрация, которая, в первую очередь, занималась расселением казаков на оккупированных землях горцев и ногайцев, а также русского чиновничества и прочих разночинцев из числа лояльных империи (ремесленники, купцы и пр. - армяне, грузины, понтийские греки, евреи, в последующем моздокские кабардинцы-христиане, осетины-христиане и т.д.). Причем местные «администраторы», мало знакомые с суровыми нравами местного населения, с желанием «навести порядок» нередко грубейшим образом вмешивались в жизнь горских обществ, что, в свою очередь, натыкалось на сильное вооруженное противодействие с их стороны.
Любопытно, например, что массивное вступление чеченских аулов в войну против России (1839/1840) - на стороне 3-го имама Чечни и Дагестана Шамиля - было обусловлено, с одной стороны, опустошительной карательной экспедицией генерала Граббе, которая утопила чеченские селения в крови, с другой же стороны, однако, новым указом российских властей, согласно которому чеченские джигиты поголовно должны были сложить оружие.
Напомним, что ношение оружия в тогдашней России считалось привилегией высшего, дворянского сословия. Однако в Чечне и на горском Кавказе были несколько иные представления о мужской чести: покушение на оружие, головной убор (папаху), землю были наряду с покушением на честь женщин и девушек, посягательством на домашний очаг и оскорблением словом в числе величайших оскорблений, которые можно было смыть только кровью. Такое поведение со стороны колонизаторов неизбежно приводило к нередко массовому объявлению кровной мести со стороны кавказцев, со всеми отсюда вытекающими последствиями.
Таким образом, случаи нападений на российские гарнизоны, казачьи станицы, также как и казаков, русских и всех прочих, ассоциируемых в горском воображении с российской властью и государственностью, приняли с первой половины XIX века почти массовый характер.
(Продолжение следует.)
Эмиль Сулейманов, доктор политологических наук, Карлов Университет, Прага, Чехия
(A) ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ: ·
|