ССЫЛКИ

"Внутренние иностранцы" России

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, доцент РГГУ и МГУ, специально для Prague Watchdog

Социально-политическая ситуация на Северном Кавказе с каждым днем дает все больше оснований для тревожных выводов и прогнозов. И дело здесь не в количестве терактов (хотя убийство министра внутренних дел крупнейшей северокавказской республики или покушение на президента самого маленького субъекта РФ само по себе факт чрезвычайный), экстремистских действий и радикальных политических инициатив. Речь идет о масштабном системном кризисе российской кавказской политики и всех основных ее составляющих (управленческая практика, кадровая политика, идеология). При этом сам кризис властью (и федеральной, и региональной) до конца не осознается.

Пожалуй, единственной попыткой за последние десять лет дать хотя бы какую-то внятную интерпретацию северокавказского кризиса попытался президент России Дмитрий Медведев, который в июне 2009 года назвал главные беды Кавказского региона, определив их как "системные". К таковым он отнес безработицу, "чудовищных масштабов коррупцию" и неэффективность власти (почему-то распространив все перечисленные грехи исключительно на региональный уровень). "Системность" президента, как это часто бывает, быстро вошла в моду у российского чиновничества. И уже разбирая инцидент, возникший 21 июня в Степновском районе Ставрополья (массовая драка между даргницами и ногайцами), губернатор Ставропольского края заявил, что "160 человек молодежи не могут иметь личной неприязни друг к другу… У конкретных лиц могут быть личные претензии, а когда собирается две сотни человек - это значит, вылезает системная проблема".

Заниматься системно разрешением северокавказского кризиса, конечно, необходимо. Хотя бы на словах, наконец, Кремль это признал. Однако, как это часто бывает с интерпретациями российской власти, схваченными оказываются не причины, а следствия проблем.

В самом деле, чем можно объяснить столь высокий уровень безработицы? Ведь не нежеланием же всех жителей Чечни, Дагестана или Ингушетии заниматься производительным трудом! Наверное, в маргинальных СМИ русских этнических националистов такое объяснение может считаться удовлетворительным, для его обоснования найдут нужные цитаты из известного труда Г. А. Ткачева "Чеченцы и ингуши в семье народностей Терской области" (Владикавказ, 1911). Наиболее продвинутые авторы могут вспомнить и концепцию М. М. Блиева (чтобы повысить "научность" своих произведений). Но серьезного исследователя данные выводы вряд ли удовлетворят. Если же взять себе за труд провести социально-демографический анализ ситуации в республиках, то можно выявить такую проблему, как трудоизбыточность и перенаселенность этих регионов. В самом деле, в Дагестане плотность населения в 7 раз (и это только по официальным данным) выше, чем в среднем по России. В то же время рождаемость в восточной части российского Кавказа традиционно высока (в ходе военных действий и конфликтов она является своеобразным компенсаторным механизмом восполнения человеческих потерь).

Отсюда напрашивается вывод: для преодоления проблемы, названной российским президентом "системной", необходима просто физическая "разгрузка" северокавказских республик. Следовательно, должна быть отлажена система внутренней миграции. Притом, что эта система не может строиться на основе сталинских принципов (погрузка в эшелоны и добровольно-принудительное переселение на пустующие дальневосточные, сибирские или хотя бы тверские земли). Она должна включать в себя экономическую и социальную мотивацию. Но самое главное даже не это, в конечном итоге обеспечение нормальных кредитов, ипотеки и проезда - технический вопрос при наличии государственной воли. А ключевая проблема - восприятие внутренних мигрантов. Готовы ли сегодня русские жители Юга или Центра РФ, равно как и татары или башкиры в Поволжско-Уральском регионе, к принятию на территории своего проживания выходцев из Дагестана, Чечни, Ингушетии? Готовы ли считать их гражданами одной с ними страны? Данные вопросы кажутся сегодня риторическими, потому что сознание среднестатистического москвича (думаю, что недалеко от этого ушли краснодарцы или ростовчане) не делает существенной разницы между иностранным гражданином (вьетнамцем, китайцем или азербайджанцем) и представителем северокавказского мира, который воспринимается как чужак. Однако подобное восприятие - это только одна сторона проблемы.

Другая сторона - ксенофобия по отношению к русским, существующая на Кавказе. Административно-бюрократические элиты северокавказских республик в начале 1990-х гг. практически ничего не сделали (что было им положено по должности), чтобы воспрепятствовать дерусификации северокавказских субъектов РФ. Во многих случаях властные элиты практически подыгрывали местным этническим националистам для более успешного конвертирования своих партийных билетов во власть и в неразделенную частно-государственную собственность.

Из семи республик Кавказа только в одной Адыгее за межпереписной период (1989-2002 гг.) количество русских увеличилось. И то в данном случае такой "позитивный" результат был получен за счет приезда туда русских из других северокавказских субъектов (тех же Чечни, Ингушетии, Карачаево-Черкесии) и государств "ближнего зарубежья". Во всех остальных образованиях российского Кавказа (даже в относительно спокойной западной его части) зафиксированы тенденции снижения русских в общем составе населения. И этот результат отражает не только изменение этнодемографической "картинки", принявшей в восточной части Кавказа просто катастрофические масштабы. В том же Дагестане уже после Всероссийской переписи, которая показала сокращение числа русских в общем составе населения с 10 до 5 %, теперь русские составляют только порядка 3 % . И то примем во внимание тот факт, что город-спутник Махачкалы Каспийск является местом дислокации крупной военной флотилии. Сама же республиканская столица по определению предполагает наличие чиновников федерального уровня. В Ингушетии или Чечне эти цифры и вовсе не превышают 1-1,5 %. Опять же мы говорим только об официальной статистике, которая не может охватить такие проблемы, как эмоциональное самочувствие меньшинства в иноэтничном окружении, а также сложную систему стереотипов и комплексов межэтнических отношений.

Дерусификация Северного Кавказа – это не только нарушение сложившегося социального, экономического, трудового баланса, но также и значительный шаг к демодернизации и архаизации быта кавказских субъектов, т.к. русские, будучи в какой-то степени инструментом государственной политики, выступали агентами модернизации. Пускай и половинчатой, каковой она была во времена дореволюционной России и Советского Союза. Во многом постсоветская демодернизация стала причиной и роста ксенофобии, и формирования бюрократических кланов (уже не на кровнородственной традиционной основе), приватизации власти, что в свою очередь актуализировало исламистский протест, являющийся (хотя и в экстремальной форме) также выступлением против этнической и региональной замкнутости и закрытости. Следует заметить также, что идеология радикального политического ислама базируется на универсальных принципах.

Но и русские, ушедшие из региона "внутреннего зарубежья" (блестящий термин, введенный в оборот российским историком демографии Владимиром Кабузаном), не стали после своего ухода толерантными по отношению к "кавказцам". Пополнив ряды ставропольской, краснодарской, московской милиции, администрации они также пошли по пути создания особых "иммиграционных правил" для жителей Северного Кавказа. Словосочетание "иммиграционные правила" - не красивая метафора. В середине 1990-х гг. в Ставропольском крае был принят свой собственный Иммиграционный кодекс. И даже после установления "вертикали" и корректировки регионального законодательства и на Юге России, и в российской столице остались "регистрации" для иногородних, являющиеся дискриминационными по отношению к выходцам из северокавказских республик. Более того, режим регистрации работает на этническую замкнутость приезжих, т.к. только коллективными усилиями и кооперацией для преодоления бюрократического произвола можно выжить во враждебной среде. Сама же среда формируется, среди прочего, и за счет тех русских, кто подвергся дискриминации в кавказских республиках и не попал в ряды милиции или власти. Эта среда позволяет властям осуществление апартеидной политики по отношению к собственным же гражданам. Получается замкнутый круг.

Чтобы справиться с бедностью, безработицей, клановостью и перейти к инновационному развитию, необходимо преодолеть региональный партикуляризм. Следовательно, сегодня возвращение русских на Северный Кавказ в той или иной форме столь же желательно и необходимо, как и экономическая миграция трудоизбыточного населения чеченской, ингушской, даргинской, аварской национальности. Такой "круговорот" этнических групп, во-первых, нарушает сложившийся региональный апартеид, ломает принципы "этнической собственности на землю", во-вторых, мешает консолидации коррупционных кланов. В-третьих, он, напротив, укрепляет российскую нацию как политико-гражданское образование. Самое главное - он помогает поставить права человека выше права наций на самоопределение, то есть право личности выше коллективных прав, которые в свою очередь очень часто превращаются в коллективную ответственность. Так было в 1920 году в случае с терскими казаками и в 1943-1944 гг. с калмыками, карачаевцами, балкарцами, ингушами, чеченцами, крымскими татарами и турками-месхетинцами. При отказе от коллективных прав в пользу гражданских срок давности твоего проживания на земле не имеет решающего значения. На первый план выходит уважение твоего человеческого, гражданского статуса и соблюдение права.

В-четвертых, очевидно, что формирование новой (не этнократической) российской кавказской элиты стратегически намного более полезно, чем введение режимов КТО и дополнительных воинских подразделений в республики Кавказа (где они будут отвергаться местным населением и существовать в условиях, описанных еще Толстым в его "Кавказском пленнике"). Но для этого нужно маленькое условие. Не только выходцы из кавказских республик должны воспринимать Россию как свое Отечество. Сами россияне должны воспринимать чеченцев, ингушей, кабардинцев или лезгин именно как сограждан, а не как иностранцев или имманентных врагов. В свою очередь для этого русские в первую очередь должны видеть в Северном Кавказе не только регион временной командировки, но и свою родину (как это было для многих поколений тех же казаков или крестьян, устремившихся осваивать этот регион после "великих реформ").

Однако реализация проекта национальной политики, ориентированной вместо культа этничности на гражданскую и политическую солидарность, надэтнические ценности, не может быть декретирована указом. Она также не может касаться только одного Северного Кавказа. Новая национальная политика должна стать общей частью стратегии модернизации России. Но для этого надо понять, что модернизация - это не только исправление ГОСТов и укрепление материально-технической базы, но и переформатирование мышления, формирование новой идеологической и ценностной системы взглядов и представлений. Построить современную Россию, имея архаичную феодально-советскую национальную политику, поощряющую местничество, партикуляризм и апартеид, невозможно даже в теории.

Фотография взята с сайта "Институт религии и политики".

(P,M)