ССЫЛКИ

Трехлетние тайные переговоры Кадырова с Закаевым. Каковы результаты? (интервью с Ахмедом Закаевым)

PW: Ваша история все равно остается не совсем понятной, поскольку нет полного и окончательного ответа на вопрос "Что это было?" Имеются в виду так называемые переговоры с Кадыровым и сопутствующие обстоятельства. Долгое время ходили слухи, что то ли Вы возвращаетесь, то ли становитесь своего рода представителем кадыровской Чечни за рубежом. Сейчас Вы вроде бы опровергли все предположения, но хотелось бы понимать, когда и как все начиналось, как шло и почему закончилось ничем.

Ахмед Закаев: Что же, для особо непонятливых можно эту тему разобрать еще раз, уже в который по счету. Моя позиция во всех вопросах всегда была заявленной и абсолютно прозрачной. В силу давно сложившихся и неменяющихся взглядов я не мог следовать предположениям тех доброжелателей или недоброжелателей, которые фиксировали свое внимание на одной лишь ложной линии наших контактов – о моем возвращении или изменении моих убеждений. Этого не было, этого и не произойдет.

Я исхожу в первую очередь из того, что до тех пор, пока идея национальной независимости не будет воплощена, этот конфликт обречен воспроизводить себя во все новых формах и новых условиях. Само противостояние в России, вставшей на путь насильственного расширения своих территорий, попытки удержать Чечню теми же методами, которые использовались еще несколько веков назад, будут продолжаться. Когда я решил вступить в контакт, мои действия не были спонтанными, я все обдумал и согласовал со всеми, кто сегодня вовлечен в политический процесс, несмотря на разность политических позиций этого круга людей. Некоторые из них даже стали во главе собственных движений. Но у нас был четкий план, определявший, что именно мы хотим и куда движемся. Непосвященные в детали люди, конечно, вольны были делать свои выводы, и я не мог на каждую реплику отвечать и следовать своим эмоциям, поскольку была выработана определенная стратегия достижения политических целей.

PW: А каких все-таки целей, каких реальных уступок можно было добиться от Кадырова?

А. З.: Есть какая-то дипломатическая этика, те наши конфиденциальные встречи…

PW: Но Кадыров же ее не придерживался ни в малейшей степени, он многократно высказывался по Вашему поводу совсем не дипломатически.

А. З.: С Кадыровым я, в общем, ни о чем и не говорил. Это абсолютно точно. Были два коротких телефонных разговора ни о чем. Никаких иных обсуждений каких-либо мероприятий у нас не было.

PW: Откуда он берет описания Ваших с ним долгих телефонных бесед, во время которых Вы славите его имя в веках, увиливаете от прямых вопросов, которые он задает, юлите, когда он прямо зовет Вас вернуться? Это все подробнейшим образом расписано в интервью Александру Проханову.

А. З.: Ну там много чего сказано. Например, что он принимает решения, когда слышит некие голоса свыше. Я к этим интервью и таким высказываниям отношусь очень осторожно. Но могу сказать, что никаких таких душевных разговоров, о которых рассказывает Кадыров, у нас не было. А откуда рождаются эти образы, как у него получается додумывать, - это вопрос к нему. Я вернусь к принципиальным моментам, которые мы обсуждали с той стороной. Как только состоялся первый контакт с представителями сегодняшнего режима в Чечне…

PW: По их инициативе или по Вашей?

А. З.: Инициатива встретиться с представителем принадлежала мне. Как только эта встреча состоялась в Лондоне в 2006 году, я обозначил позиции, по которым мы могли бы вместе двигаться. Я предложил найти взаимоприемлемые формулы и выработать общую платформу для решения конфликта. Речь не шла о трудоустройстве или возвращении. Если Вы меня сейчас спросите, поеду ли я домой, я отвечу, что да, я этим живу. Но это не значит, что я готов сегодня присоединиться к тем, кто стал проводником российской колониальной политики, создавшей на территории Чечни тоталитарную диктатуру, подобной которой в Чечне не было со времен имама Шамиля.

С самого начала диалога было сказано: все проекты, которые мы будем разрабатывать, имеет смысл обсуждать только в одном случае – если это будет согласовано с Москвой. И для того, чтобы согласовать эти вопросы и контакты со мной, им понадобилось почти два с половиной года. С 2006 года шли постоянные консультации с Москвой и Кремлем. Я сейчас опять-таки не хочу говорить о нюансах, о которых мне хорошо известно, но это факт, и люди, участвовавшие в переговорах, прекрасно обо всем осведомлены. Но сегодня они не свободны высказываться по тем вопросам, которые мы обсуждали, хотя когда разговоры шли, было абсолютное взаимопонимание.

Дело в том, что сегодня в самой Москве отсутствует единый центр принятия политических решений. Люди, с которыми я вел переговоры, по всей вероятности, имели санкции на них от одного из нескольких центров, и было найдено понимание. Только после получения разрешения из Москвы они согласились перевести наши неофициальные контакты в формат официальных встреч. И вот этот момент был согласован напрямую с высшим руководством России. Но впоследствии, когда пошли комментарии, как на вашем сайте, о том, что я капитулировал и сдал Ичкерию, не менее звучным оказался и хор голосов, обвинявших Кремль в оставлении тех рубежей, на которых Россия закрепилась в Чечне. Дескать, доставшиеся ценой двух войн и огромных потерь приобретения отдаются задаром врагу. Появилась отчетливо угрожающая интонация из другого центра власти: мы не позволим вам этого сделать. И вот, исходя уже из новых настроений, была дана совсем другая команда. И, кстати, мое интервью "Коммерсанту-власть" не имело ровным счетом никакого значения, оно явилось лишь поводом озвучить давно принятое политическое решение не продолжать дальше никаких контактов с нами и нашей стороной.

Я могу снова привести список обсуждавшихся нами вопросов. Первый из них – выдача тел президента Аслана Масхадова, Хамзата Гелаева и других чеченцев, которые еще не захоронены по нашим традициям и обычаям. Второй вопрос касался тех 20 тысяч чеченцев, которые находятся в местах лишения свободы. Что бы ни говорил Абдурахманов на тему, что мы не владеем ситуацией, мы пользуемся данными международных организаций и информацией, поступающей непосредственно от пострадавших и их родственников. Есть целый ряд созданных нами механизмов, которые действуют, несмотря на, как вы выражаетесь, эфемерность нашей правовой основы. Люди нас, конечно, воспринимают не как чеченских правителей, а как тех, кто реально противостоит режиму и сочувствует страдающим. И, исходя из этого, нам доверяют и дают информацию, которая сегодня нигде не фигурирует. Вопрос о 20 тысячах человек, которые томятся в российских тюрьмах, естественно, был главным. Мы сказали на переговорах: вы совместно с российскими руководителями должны решить проблему этих людей. Если вы пытаетесь вернуть беженцев из Европы, то логично было бы для начала вызволить своих соотечественников из ужаснейших условий, в которых они находятся в российских тюрьмах.

И третий вопрос – отказ от практики преследования родственников участников сопротивления.

Все эти вопросы были включены в повестку переговоров. Чтобы придать этому процессу легитимность и широкий резонанс, мы договорились о проведении Всемирного чеченского конгресса, который и должен был обратиться с требованием к российскому и чеченскому руководствам принять соответствующие решения по всем трем пунктам. Это были наши договоренности.

Еще раз относительно комментариев Кадырова. Мне действительно несколько раз делали предложение вернуться и занять должность, но я сразу категорически отверг эту возможность. Точно ли передавались мои слова Кадырову, я не знаю, но подозреваю, что нет, поскольку между тем, как шел разговор, и последующими комментариями есть колоссальное несоответствие.

PW: Информация о переговорах вызвала настоящий раскол в эмигрантской среде. Здесь появились какие-то новые органы власти, объявившие себя легитимными наследниками Ичкерии. Как Вы думаете, после того, как Ваша позиция противника Кремля и пророссийского чеченского режима вновь была четко сформулирована, люди, отвернувшиеся от Вас, вернут Вам свое доверие, или этот разброд уже преодолеть не удастся?

А. З.: Никакого разброда нет, есть разные подходы и разные взгляды. Все, кто критиковал действия нашего правительства за контакты с марионеточным режимом, делали это с позиций безусловного признания чеченской независимости и государственности. И в этом стратегическом смысле никакой конфронтации между нами нет. Кто бы какие органы ни создавал сегодня, есть Конституция, те положения и нормы, которыми мы руководствуемся. Ни один человек, кроме Лемы Сараляпова, который, как по команде, вдруг попытался свести на нет все наши достижения (а успех определенный был), не отказался от сотрудничества с нами. Все вопросы, которые я поднимал на переговорах, обсуждались нами коллегиально, хотя мы и не предавали происходящее огласке. Непосвященным, естественно, многое было непонятно, и это породило тревогу и негативную реакцию.

Но цена знания довольна высока. Дело в том, что состоять в сегодняшних структурах ЧРИ смертельно опасно. Ты можешь назвать себя императором, эмиром, халифом, председателем верховного совета, чего угодно, за это не убивают. Убивают за работу в реальных структурах, которые сегодня являются единственным легитимным преемником власти ЧРИ.

Так что нет никакого раскола. Эмиграция в целом стоит на единой платформе независимого чеченского государства, а мелкие недоразумения будут преодолены.

PW: Вы неоднократно выступали с обвинениями в адрес руководства Имарата Кавказ, они в свою очередь тоже не оставляют Вас в покое. Не считаете ли Вы, что исламское сопротивление также выражает интересы части чеченского народа, и, возможно, части немалой? Вы планируете все-таки вести с ними диалог?

А. З.: Хорошо, что этот вопрос задан. Как раз когда мы вели переговоры, я определенно высказывался, что нам необходимо будет говорить с Доккой Умаровым. Признаем мы его в качестве халифа или амира Кавказа, не признаем - этот человек есть, и за ним стоят определенные силы. И победить их в войне невозможно, поскольку они лишь носители идей чеченской независимости, даже если по ходу военных действий эта базовая доктрина приобрела иные формы и открещивается от своих истинных корней. В любом случае те, кто выступает под религиозными знаменами, - это люди, которые не смирятся с нынешним положением в Чечне. О необходимости переговоров с ними я заявлял и публично, и в частных беседах с представителями нынешнего чеченского режима.

Что касается фатвы, приговаривающей меня к смерти, которая была озвучена Астамировым, надо просто прочитать, кто такой Астамиров. Я знаю, что эта фатва была подготовлена еще год назад, но удивительным образом появилась на свет в тот момент, когда я должен был пойти на какие-то уступки по ходу переговоров. Могу предположить, что это был такой метод давления, попытка вынудить меня принять тот вариант, который они считали оптимальным. Понятно, что наши стратегические намерения были разными и совпадали лишь временные интересы: у них был свой план в отношении меня, а у нас - свои расчеты.

Фотография взята с сайта caucasushouse.blogspot.com.

(P,M)