ССЫЛКИ

Путин не является хозяином страны (интервью с Л. Бызовым)

Леонтий Бызов, руководитель отдела социально-политического анализа ВЦИОМ, считает, что надежды на скорые преобразования в связи с финансовым кризисом не имеют под собой серьезных оснований. Путинский режим зиждется на достаточно прочной идеологической основе, которая объединила значительную часть российского общества. Этому и другим политическим проблемам посвящено публикуемое ниже интервью.

Редакция

Prague Watchdog: Леонтий Георгиевич, Вы утверждаете, что идеология российского государства, как она сложилась на сегодняшний день, не дает оснований рассчитывать на скорые перемены, поскольку большая часть общества считает ее приемлемой и достаточной. Это звучит несколько неожиданно, поскольку все попытки кремлевских идеологов сложить единую и непротиворечивую систему ценностей кажутся неубедительными, начиная с "либеральной диктатуры" ельцинских времен и заканчивая "суверенной демократией" Суркова.

Леонтий Бызов: Эта идеология носит синтетический характер. На внешний взгляд, она действительно эклектична, потому что содержит в себе и элементы того, что мы называли либеральной идеей, левой идеей, националистической. Действительно, на доктринальном уровне она выглядит слишком расплывчатой, или же ее не существует вовсе. Но я как специалист по массовому сознанию по итогам различных фокус-групп вижу, что этот синтез воспринимается людьми как органичное непротиворечивое целое.

Исследования, которые мы проводили, показывают, что люди, голосующие, казалось бы, за разные партии, на словах придерживающиеся разных ценностных систем (одни сочувствуют либералам, другие – левым, коммунистам), имеют близкие базовые идеологические ценности. Практически у всех это "справедливость", "порядок" и на третьем месте "свобода". Эти три ценности практически всюду доминируют. Идеологические расхождения между этими группами очень невелики, они гораздо менее выражены, чем в допутинскую эпоху. Скорее речь идет о частных, едва заметных идеологических акцентах, нежели о различных идеологиях.

В результате образовался некий контур. Скажем, левая идеология сама по себе очень растянута - от крайних до умеренных левых, то же самое касается либералов и националистов. В центре возник союз умеренных левых, умеренных либералов и умеренных националистов-патриотов, у которых больше общего, нежели различий, тогда как крайние фланги трех этих идеологий не в состоянии вести цивилизованный диалог друг с другом. Это я и называю синтезом или метаидеологией, которая лежит в основе социально-политической стабильности путинского режима.

Главными объединяющими ценностями в рамках общественного консенсуса являются патриотизм и идея сильного государства. Это то, что объединяет левых государственников, ориентированных на социальную справедливость, источником которой они считают сильное патерналистское государство, с либеральными консерваторами. Последние выступают за приоритет рыночных ценностей и политических свобод, но тоже во главу угла ставят сильное государство, которое способно создать общие правила игры и то, что называется порядком. Таким образом, порядок – приоритетный постулат для всех этих групп. Возникла идеологическая конструкция, которая чрезвычайно прочна. В современной России она обеспечивает доминирование партии власти, если эта партия не выходит за пределы достаточно широкого идеологического контура.

Мы наблюдаем даже в рамках партии власти очень серьезные дискуссии, которые разделяют либеральных консерваторов и левых государственников, но все-таки между ними сохраняется достаточно много общего. Речь идет о том, что идеология, которая сформировалась в первое десятилетие этого века, конечно, не вечна. Эти контуры до какого-то момента замыкали внутри себя все противоречия, но рано или поздно целостность конструкции будет нарушена. Я не исключаю, что кризис начнет размывать метаидеологию и внутренние противоречия станут сильнее, чем объединительные линии. Любая идеология не вечна. Но если подводить итоги путинской эпохи, которые и определяют нынешнее политическое лицо страны, то можно констатировать: идеология сработала, несмотря на свою эклектичность.

PW: Что касается устройства нынешнего политического режима: некоторые описывают его как бонапартистский, утверждая, что все нити управления сосредоточены в руках одного человека или узкого круга людей, которые находятся на вершине пирамиды. В связи с этим уместно ли, на Ваш взгляд, сравнение кремлевской системы и режима, действующего в Чечне? Некоторые говорят об их близости, просто люфт между метрополией и периферией позволяет Рамзану Кадырову, исходя из той же модели власти, строить диктатуру без всяких прикрас, тогда как Путин вынужден держаться некоторых приличий.

Л. Б.: Мне бы хотелось акцентировать как раз принципиальные различия между чеченской моделью и федеральной, хотя я думаю, что по своим ценностным ориентирам Кадыров и Путин недалеко ушли друг от друга. Сюда же можно приплюсовать и Лукашенко. Кадырову и Лукашенко, в силу того что управляемые ими общества меньше и проще, удалось создать бонапартистские режимы. Но это не удалось сделать Путину. У Путина и кремлевской верхушки очень мало реальной власти. И политическая система России носит абсолютно немобилизационный характер.

Кадыров действительно хозяин Чечни, Лукашенко в меньшей степени, но также – хозяин Беларуси. А Путин не является хозяином страны. Он - парадный портрет, который висит на стене у любого чиновника средней руки. Портрет висит, но чиновник действует исходя исключительно из собственных интересов, интересов своего клана. А что там думает и делает в Кремле Путин, ему по большому счету совершенно все равно. И жизнь реальных людей зависит от этого самого чиновника, а не от Путина в Кремле.

Сам Путин, я думаю, прекрасно осознает собственное бессилие, которое стало для него еще более очевидным и болезненным после того, как он перебрался в кресло премьер-министра. Потому что когда он был президентом, у него могли быть иллюзии, что он – хороший Путин, а там - плохое правительство, которое не может выполнять его указания. Сегодня он в правительстве и прекрасно понимает, что от него мало что зависит. Его роль носит скорее ритуальный характер.

Страна едет по своим собственным рельсам в режиме инерционного управления, в которое вмешаться с плюсом, с минусом, с любым знаком чрезвычайно тяжело. Потому что политическое устройство России существует только на бумаге. Реально вся она завязана на систему неформальных отношений. Это тоже совершенно естественно. Распад государства в конце 1980-х - в первой половине 1990-х гг. привел к тому, что все государственные институты оказались парализованы, замещены системой неформальных институтов и неформальных отношений. И реальная власть – только в этих рамках.

Любой государственный чиновник, включая Путина, имеет реальный вес и реальную власть не потому, что он занимает определенную должность, а только в силу того, как он вписан в систему неформальных отношений. Поэтому наш режим, в отличие от бонапартистского, принципиально антимобилизационный. Это такое болото, такая трясина, в которой любой лидер с самыми благими намерениями, случайно оказавшийся в Кремле, будет абсолютно бессилен, потому что в его руках нет работающих властных инструментов. Это машинист отцепленного паровоза - он может крутить какие угодно баранки, нажимать на любые приборы, а поезд катится сам по себе в своем собственном режиме, подчиняясь законам тяготения.

PW: Вы допускаете возможность каких-то серьезных общественных потрясений, однако не знаете, какими они могут быть. Может ли финансовый кризис поколебать путинскую систему?

Л. Б.: Пока представляется, что финансовый кризис саму систему поколебать не может и не поколеблет. Единственное, что он может сделать – это разрушить консенсус элит. Потому что, как я уже сказал, консенсус общественного мнения вокруг основного идеологического контура достаточно прочен. Но разногласия внутри элит становятся все более очевидными. Есть влиятельные группы, которых этот путинский консенсус не устраивает. Их усилия направлены на слом ситуации. В первую очередь это средний бизнес, который крайне недоволен режимом чрезмерной формальной централизации и зависимости от бюрократии. Он заинтересован в постепенном развитии общественных институтов, в первую очередь судебной системы.

Недавнее исследование «Никколо М» очень показательно. Оно демонстрирует, что на самом деле элиты настроены достаточно критически по отношению к той политической системе, которая сформировалась при Путине. Поэтому независимо от того, есть амбиции у Медведева или нет, будет он ссориться с Путиным или не будет - это их личное дело, осознанные интересы элитных групп все равно будут пробивать себе дорогу и способствовать повышению конкурентности в верхушке политической системы.

Может быть, это приведет к формальному расколу партии власти, может быть, не приведет. Есть вариант, что "Единая Россия" распадется на несколько крыльев. Это само по себе значения иметь не будет - вспомним, как под знаменем КПСС в последнее десятилетие ее существования были группы с прямо противоположными взглядами, целями и пониманием ситуации. Но повышение идейной конкурентности и конкуренция различных институтов исполнительной власти, даже ее ветвей, так или иначе будут способствовать оживлению политического ландшафта. Очень незначительному для постороннего взгляда, но существенному для нас, прозябающих последние годы в условиях выжженной пустыни, в которой ни один живой росток не может пробиться. Мы, к примеру, уже этой весной видели резко возросшую конкурентность на выборах мэров. Это очень показательная вещь. В трех городах Подмосковья – Химках, Балашихе и Королеве - фактически произошел бунт населения против действующей местной власти. Мне кажется, что в большой политике люди еще свой интерес не видят, но уже в некоторых областях этот интерес начинает выходить за пределы сугубо индивидуального существования.

PW: Вы сказали, что некоторые региональные лидеры стали реальными хозяевами своих территорий в отличие от кремлевских правителей. Не может ли такая ситуация вновь поставить на повестку дня проблему суверенизации регионов?

Л. Б.: В условиях ослабления федерального центра и сокращения его бюджетных возможностей центробежные силы начинают оживать. Я уверен, что оживут они и сейчас. До какого предела? Приведет ли это к реальному политическому или скрытому сепаратизму заранее сказать сложно. Но эти тенденции будут проявляться вне всякого сомнения.

Фотография взята с сайта МУХОМОР.

(P,M)