ССЫЛКИ

Отцы и дети

Усам Байсаев, специально для Prague Watchdog
Самашки

На днях у нас похоронили боевика. Известного. Не раз видел его фотографии на блокпостах с указанием «Снайпер». Обратил внимание – односельчанин все же.

Предали его земле без шума, просто отвезли труп на кладбище и зарыли. Никто из родственников ворота своего дома не открыл, соответственно, и выразить соболезнование к ним тоже никто не пришел.

В Чечне теперь это обычное дело – запреты на проведение похорон. Только в нашем селе знаю несколько таких случаев. Однажды вооруженные люди даже разогнали собравшихся, чеченцы – чеченцев.

Но на этот раз все сложилось как-то совсем плохо, не по-человечески. Родственники, которым сообщили, что труп находится в одном из районных отделов милиции, отказались его забрать. Пришлось ехать сельчанам.

Мне, не скрою, жаль погибшего. Сражался упорно, как минимум, храбро, раз был объявлен в розыск по всей республике. И такая «честь» под конец! Да еще от самых близких. Они прокляли его, заявив публично, что простят кровь любому, кто его убьет. А затем отказались уже от мертвого...

Весна 1999 года... Непонятно, кто хозяин в республике: ваххабитская шура или Аслан Масхадов. Последний производит впечатление человека, загнанного в угол. Кажется, за ним уже нет никакой силы и он ничего не контролирует. На дорогах стоят юнцы, подчиняющиеся не ему, некоторые населенные пункты и районы ушли под власть тех, кто требует его отставки и даже – убийства.

Да что там районы и села! В самом Грозном, на месте, где когда-то была главная площадь с памятником Ленину, разбив палатки, сколько уже месяцев вовсю митингуют его противники. Они соорудили трибуну для «ораторий», как тогда это называли, поставили котлы и, видимо, чтобы не сильно тратиться на провиант, засадили оставшуюся от газонов территорию огурцами и помидорами.

На площади клеймили и обличали Аслана Масхадова. Ненависть к нему зашкаливала, а глупость в ее выражении не имела границ. Привезли откуда-то и привязали к столбу ни в чем не повинного осла, а сверху, чтобы знали, кого он должен изображать, прибили табличку с именем и фамилией.

Всем заправлял Салман Радуев. А в качестве постоянной массовки – тех, кто обеспечивал постоянный шумовой фон и создавал эффект непрекращающегося движения, – привлекли женщин-зикристкок. Разбив бывшую площадь на участки, они грезили, что построят на этом месте село. И в силу скверной привычки привязывать громкие имена к любому недостойному делу, назвать село собирались детским именем первого президента независимой Ичкерии – Дуки-эвла. Отец погибшего и не захороненного родственниками боевика, с бесславных похорон которого я начал свой рассказ, был муллой при этом жалком спектакле.

С ним я схлестнулся только раз. Вскоре после похищения генерала Шпигуна. Перспектива новой войны подхлестнула власть, и она заговорила о борьбе с преступностью. Борьбе реальной, с жестким подавлением всех тех, кто не хочет жить по законам. Я был одним из тех, кто откликнулся эти призывы. И потому приехал в город на общенациональный митинг, созванный сторонниками президента.

Если кто-то следил за теми событиями, то должен помнить потасовку, возникшую после попытки голосивших во все горло «радуевцев» вклиниться в слушавшую Аслана Масхадова толпу. Президент сначала дал приказ заткнуть горлопанам глотки, но потом, когда под удары подставились женщины-зикристки, призвал всех остановить вахканалию. Увидев среди провокаторов отца убитого на днях боевика, я подошел к нему. Мне стало интересно, почему они так ведут себя, что ими движет, чего хотят? Разговор перешел в спор. Мой собеседник утверждал, что он – за независимость, а Масхадов продался России и собирается развязать войну со сторонниками шариата.

Вскоре началась настоящая война с Россией, и сын «радуевского муллы» ушел в лес. Не мог не уйти. Отец – сторонник независимости, многие месяцы и даже годы отдавший борьбе за то, что считал правильным. Сын был лишен возможности пойти другой дорогой - отец для него был главным авторитетом. Понятно, что место среди воюющих парню было уготовано задолго до того, как он сам сделал свой выбор.

Как ни крути, но он и есть главная жертва войны. Уставший от лишений и смертей народ перестал поддерживать тех, кого еще недавно боготворил. Включился механизм самосохранения, исходящий из той житейской истины, что лучше перетерпеть, чем сгинуть. Борьба перестала быть осмысленной. Кого защищать, если большинство уже не хочет, чтобы его защищали? Выбор невелик: если продолжаешь воевать, ты – бандит, либо переходи на сторону врага. Но тогда кто-нибудь назовет тебя предателем. Пусть и в кулак, полушепотом, но все же…

Впрочем, мучиться подобными дилеммами односельчанину-боевику, видимо, не пришлось. В какой-то момент он и его близкие прошли "точку невозврата". Подросли два младших брата и следом за старшим подались в лес. В отношении семьи начались репрессии: один человек был похищен и исчез, второго убили, а дом сожгли.

Не в силах противостоять властям, к тому времени уже смертельно больной отец отказался от сыновей. От всех троих разом. Дали обязательство убить их при встрече, либо сообщить властям об их местонахождении и родственники. Или простить кровь тому, кто это сделает за них.

Привычно, что у истоков войн стоят отцы, а гибнут в этих войнах дети. Страшно и непривычно, когда отцы отказываются от идущих по их стопам сыновей. Даже если их к этому вынуждают.

Фотография взята с сайта Тептар.

(P)