ССЫЛКИ

15 лет назад начиналась война…

Сергей Маркедонов, политолог, специально для Prague Watchdog
Москва 

11 декабря 1994 года российские армейские подразделения и части внутренних войск вошли на территорию Чечни, которая в течение трех лет до этого попыталась реализовать свой национально-государственный проект вне России. Таким образом РФ - государство, возникшее в результате борьбы с союзным центром, - сама столкнулась с сепаратистской проблемой. Эта проблема обозначилась практически сразу же после победы над ГКЧП в августе 1991 года, и до сегодняшнего дня ее нельзя считать в окончательном виде решенной. В 1994 году российское руководство попыталось решить «чеченский вопрос» силой, надеясь на превосходство военных, политических, социально-экономических ресурсов. Тогдашняя попытка не увенчалась успехом. Первая чеченская кампания завершилась не столько военным, сколько психологическим и политическим поражением для страны-преемника СССР и члена «ядерного клуба». В ходе одной из встреч с автором этой статьи нынешний министр по реинтеграции Грузии (на момент встречи - влиятельный грузинский политолог) заявил, что для его страны Хасавюртовские соглашения от 31 августа 1996 года развеяли миф о непобедимости русского оружия на Кавказе. К этому заключению можно добавить только, что они создали другой миф (доныне популярный как внутри российского Кавказа, так и в Грузии), представление о «скором конце» и упадке «Российской империи» и ее развале. Прошло, однако же, более двенадцати лет, и в течение этого времени «империи» кое-что удалось, если иметь в виду установление внешнего контроля над Чечней, минимизацию сепаратистской угрозы внутри страны, признание двух бывших автономий Грузии и принятие этого факта международным сообществом, несмотря на всю риторику по поводу «аннексионистских действий» Москвы.

Однако что бы ни случилось после декабря 1994 года, историки, политики и политологи со всей неизбежностью снова обращаются к этой дате. Конечно же, первая чеченская кампания не открыла саму проблему Чечни в составе России (равно как и российского присутствия и влияния в Чечне). Но она донельзя обострила и обнажила многие язвы чеченского социума, а также всего российского общества и государства в целом. Она показала те системные проблемы, которые выходят далеко за пределы одного регионального конфликта и даже одной страны.

Попробуем рассмотреть лишь некоторые аспекты этого события. В свое время мудрый французский историк Марк Блок назвал «происхождение» идолом племени историков. И сегодня, через 15 лет, вопрос об альтернативных вариантах развития «чеченского кризиса» по-прежнему занимает умы. Однако с нашей точки зрения обсуждение проблемы «почему не встретились Борис Николаевич и Джохар Мусаевич» не является слишком продуктивным делом. Роль личности в истории трудно недооценивать, однако проблема Чечни 90-х не была конфликтом двух сложных и неординарных личностей. Это был конфликт двух социально-политических проектов, родившихся в огне распада некогда единого государства Советского Союза, которому каждый из фигурантов «чеченского дела» служил не один год верой и правдой. Один на посту партийного босса, другой в военной авиации. Но каждый на своем посту был лоялен «великой державе», являвшейся одним из полюсов биполярного «потсдамско-ялтинского мира». После того как Советский Союз стал разрушаться под тяжестью социально-экономических и национальных проблем, на смену единому государству пришли новые образования, названные с легкой руки российско-литовского политолога Альгимантаса Празаускаса «постсоветским пространством». А ведь как точно по свежим следам распада государства в одну шестую часть суши оценил ситуацию в феврале 1992 года Празаускас: ««Освободившиеся афро-азиатские страны, во всяком случае те, которые избежали соблазна так называемой социалистической ориентации, с определенными коррективами могли использовать в качестве модели развития политическую и в меньшей мере экономическую систему метрополии. Постсоветское пространство (выделено мною – С.М.) такого ориентира не имеет, а возможности применения восточноевропейского опыта или поиска «третьего пути», к которому явно склоняются среднеазиатские государства, по меньшей мере, сомнительны. Будет историческим чудом, если какая-либо из бывших советских республик сможет одновременно решить три труднейшие задачи: осуществить смену политической и экономической системы и преодолеть экономический кризис, избежав при этом серьезных социально-политических потрясений и нестабильности».

Мы не живем (и в 90-е тоже не жили) в сказке. Чуда не произошло. «Чеченский вопрос» (так же, как и другие этнополитические конфликты на постсоветском пространстве) стал следствием обвального распада СССР и формированием на его основе новых наций-государств. В этой связи искренне верить, что такой распад пройдет по границам союзных республик (нарисованным не общественным мнением, а волей партийных чиновников), мог только неисправимый оптимист. «Бунт автономий», начавшийся в конце 1980-х гг., привел после распада Союза ССР к разным результатам. С одной стороны, здесь были Нагорный Карабах, Чечня и Абхазия, Горный Бадахшан, а с другой - Татарстан, Башкирия, Крым или Аджария. В начале 1990-х гг. в Чечне к власти пришли сторонники светского этнического национализма, создания независимого от РФ национального государства. У них был свой шанс, пусть не на Кувейт с нефтяными вышками, сверхприбылями и «верблюжьим молоком в кранах», но на Абхазию с Южной Осетией. Однако реализация этого проекта не увенчалась успехом, поскольку спровоцировала внутреннюю нестабильность и гражданские конфликты. Проблема Чечни (можно сказать, и ее трагедия) заключалась в том, что ввод российских армейских и военно-полицейских подразделений в республику не был нарушением мирной жизни. Первая кровь пролилась задолго до декабрьского дня 1994 года. Еще до 1994 года республика оказалась вовлечена в серию внутренних братоубийственных междоусобиц. Приведу лишь несколько примеров. В ночь с 4 на 5 июня 1993 года верные первому президенту Чеченской Республики Ичкерия Джохару Дудаеву вооруженные формирования штурмом овладели зданием грозненского Городского собрания (одного из главных оппозиционных центров). В ходе этих действий погибли 50 человек и 150 получили ранения. 6 июня 1993 года Дудаевым был распущен Конституционный суд Чечни. Эти события означали по сути дела полномасштабную внутричеченскую гражданскую войну. По словам Бислана Гантамирова (на тот момент председателя Городского собрания Грозного), «мне и во сне не могло присниться, что чеченцы могут сотворить подобное с такими же чеченцами». Как отмечалось в совместном заявлении Чеченской партии справедливости и газеты «Справедливость»: «4 июня из САУ (аббревиатура названия самоходная артиллерийская установка - С.М.) расстреляно не здание Городского собрания муниципальной полиции, а идея национальной солидарности всех чеченцев». Помимо Грозного в Чечне «довоенной» были другие очаги напряженности. В первую очередь речь идет о Надтеречном районе (на начало 1990-х гг. в нем проживало около 46 тысяч человек). После событий 4-5 июня 1993 года в Грозном Надтеречный район Чечни стал северокавказской Вандеей для непризнанного государства, рожденного «чеченской революцией» 1991 года. «Надтеречный» сепаратизм в свою очередь спровоцировал «внутрирайонный» сепаратизм (в селе Гвардейском против руководства района выступили сторонники Дудаева).

Таким образом, на момент решения о начале антисепаратистской кампании в Чечне была принципиальная для де-факто властей этой республики проблема - отсутствие единого центра принятия решений и эффективной власти. Этим, кстати говоря, конфликт в Чечне отличался от других противостояний на территории Большого Кавказа, будь то Карабах, Абхазия или Южная Осетия. Да, в Южной Осетии были такие явления, как Дмитрий Санакоев или Алан Парастаев, но не было выяснений отношений с использованием САУ (отмеченные выше коллаборационисты работали в Тбилиси и на территориях, подконтрольных Грузии). В Нагорном Карабахе было жарче (можно вспомнить противостояние Самвела Бабаяна и Аркадия Гукасяна). Однако оно разрешилось победой де-факто администрации против произвола полевых командиров. В этом государстве-спутнике Армении не было создания федерации полевых командиров, которая имела место в Чечне.

С одной стороны, все эти перечисленные выше факты свидетельствуют в пользу тезиса о том, что Россия имела право вмешаться в дела на территории, которую она считала своей неотъемлемой частью. Однако события пятнадцатилетней давности вышли далеко за пределы Чечни и Дагестана. Жесткая позиция Кремля существенно повысила градус секьюритизации страны в целом. Можно сказать, что путь на политический Олимп для Владимира Путина был расчищен не в ходе войн Березовского и Гусинского, «Единства» и «Отечества». Он был открыт в декабре 1994 года. Осталось только найти фигуру, соответствующую личным критериям Бориса Ельцина. На это потребовалось пять лет. Практически легитимность всего «первого срока» Путина была обеспечена Северным Кавказом. Это не могло не сказаться на внутриполитической динамике в России в целом. Философия военно-политического менеджмента десять лет назад стала во многом определять умонастроения российского служилого класса. Будучи вынужденным с первого же дня своей работы действовать в режиме «черно-белых оценок» (оправданных в случае басаевского рейда), Владимир Путин впоследствии не смог до конца преодолеть эту стилистику даже там, где она была неуместной. В этом смысле мы можем говорить о негативном влиянии чеченских кампаний (и первой, и второй) на российский внутриполитический процесс в целом. Автоматический перенос «силовой» методики на другие сферы (взаимоотношения власти и бизнеса, Кремля и оппозиции, государства и гражданского общества, выстраивание политики в других субъектах Северного Кавказа и региональной политики вообще, взаимоотношение исполнительной власти и парламента) отбросил Россию назад. Допустимые в совершенно конкретных условиях авторитарные методы не были свернуты после того, как победа в Чечне была достигнута, и Москве удалось то, что не получилось у Грузии, Молдовы или Азербайджана.

Однако и сегодня, спустя 15 лет, политическая турбулентность на Северном Кавказе не преодолена. Каждый день мы получаем информацию об убийствах, терактах, диверсиях, столкновениях боевиков и российских «силовиков», гибели гражданских лиц. Но, пожалуй, самое главное - это отсутствие серьезного общественного интереса у российских граждан к Чечне. В конце концов власти могут ошибаться и заблуждаться, но аутизм общества - вещь намного более опасная. За все эти 15 лет большинство россиян интересовалось Чечней только в двух случаях: либо в связи с повестками из военкоматов для своих отпрысков, либо как сюжетом для низкопробных псевдопатриотических сериалов. То, что реально происходит в северокавказской республике, иностранных наблюдателей волнует гораздо больше, чем наших сограждан. Все это не создает необходимых предпосылок для успешной интеграции Чечни в общероссийское пространство, делает ее «особым островом», хотя и не имеющим водного окружения. Таким образом, и через 15 лет уроки Чечни, не усвоенные тогда, продолжают оставаться актуальными для всех нас - и для властей, и для гражданского общества.

Фотография взята с сайта Фото@Mail.Ru (Владимир Проскуряков).

© 2009 Prague Watchdog (См. Републикация).

(P,M)