Россия и Кавказ: татарский взглядМы считаем важным указать на принципиальное расхождение в позиции редакции и взглядах автора, выраженных им в статьях и личных блогах, предже всего в его материале "Религия Аллаха против религии Холокоста".
Редакция
Даниял Туленков, специально для Prague Watchdog
Екатеринбург
Не будет большим преувеличением выделить на этнической карте России три самые влиятельные группы, которые благодаря своему весу, вовлеченности и позиции играют наиболее значимую роль в жизни страны.
Само собой, главенствующее значение остается за государствообразующим этносом – русскими.
Отдельным фактором являются народы Северного Кавказа, при всем своем разнообразии и индивидуальных чертах, присущих каждому народу, представляющих собой некий единый "архетипичный" монолит, позволяющий рассматривать их в совокупности.
Наконец, третьей весомой группой являются татары и башкиры, мусульмане Поволжья и Урала. В этой связке, при всей значимости роли башкир, отдельно и особняком стоит рассмотреть татар. Татары – вторая по численности нация, имеющая место быть в формате российского государства. Ареал ее расселения охватывает всю страну. Степень вовлеченности в политическую, деловую и культурную жизнь страны – велика.
Пожалуй, русские и татары – это единственные нации в России вообще. Касательно других этнических групп уместно вести речь все-таки о народах и народностях, по тем или иным показателям на сегодняшний день не достигающих статуса нации.
Это не хорошо и не плохо, это просто реальность.
И если исходить из этой реальности, то становится ясно, какую роль играет изучение и понимание татарского взгляда, во многих своих нюансах заключающего в себе наиболее остро и полно выраженный взгляд национального меньшинства вообще, в формате как российского, так и, возможно, построссийского пространства.
Сущность этого взгляда, его характер и вектор, динамика его изменений и принцип его сегментации в разных частях татарского социума есть индикация как болезни российского общества и государства, так и его позитивных начал.
Это и своеобразная проекция на "мир после России", если таковому суждено будет наступить, ибо никто в большей мере, нежели татары, за исключением русских, не способен так глубоко пережить подобного рода катаклизм.
При этом же, в отличие от русских, лишь татары способны придать взгляду на подобный процесс несколько абстрагированный от персональных эмоций характер. Русским от России, во всяком случае в массе своей, никуда не деться; самовосприятие русских в формате "без России" пока еще – оригинальность. У татар восприятие России абсолютно безэмоционально и рационально. Россия не является и не может являться для татар самоценностью. Татары лишены магии этатистской мифологии, возводящей государство в некий сакрализованный абсолют, русские из-под власти этой магии еще не вышли. Сама постановка русским человеком вопроса "а нужна ли нам Россия?" в массовом сознании есть кощунство. У татар ситуация принципиально иная.
Речь о политических потрясениях не случайна.
Увы, но всегда и везде, где рядом стоят понятия "Россия" и "Кавказ" (как в названии затронутой темы), речь идет неизбежно о "болевой точке" всей конструкции российского государства.
И эта точка всегда есть своеобразное memento mori в масштабах государства, ибо ни одна другая проблема не стоит в столь жестком ассоциативном ряду с понятием "развал", "крах", "конфликт". На фоне российско-кавказского конфликта, не утихающего вот уже скоро 20 лет, некие потрясения, имевшие место в Татарстане в начале 90-х, уже воспринимаются как история, как эпизод, частность.
Но было бы совершенно неправомерно полагать, что Татарстан и татары, как фактор тех или иных политических событий, ушел в прошлое.
Нет. Более того, если кавказский излом при всей своей масштабности есть феномен периферийный, напрямую не затрагивающий "материковую" Россию, то любой, самый слабый "излом татарский", есть фактор, напрямую с ней связанный.
Взгляд татар на проблему "Кавказ и Россия" есть взгляд, раскрытие которого во многом определяет судьбу России как евразийской геополитической конструкции, России как федерации, России как цивилизации. Здесь даже не так уж и важно – "будут ли татары воевать?". Скорее всего – не будут, ибо – далеко не вояки. Но гораздо важнее – проявят ли они хоть толику интереса к сохранению единого североевразийского пространства.
Иногда равнодушие в подобных вопросах – страшнее любого деструктивного действия.
Не выдержит испытания татарский узел, хотя бы в формате малейшей заинтересованности, – сегодняшняя геополитическая конструкция РФ обречена.
И если Кавказ на протяжении всего своего бытия в составе России есть регион, в той или иной степени всегда, перманентно противостоящий центру, то позиция татар есть индикация болезни или здоровья всей страны. Взгляд татар на проблему "Кавказ и Россия" есть наиболее четкое проявление этой индикации.
Рассматривая этот вопрос, следует заметить, что ни этнический, ни религиозный фактор в татарской среде не настолько определяющи, как это часто камуфлируется теми или иными идеологами.
Взгляд на Россию и взгляд на Кавказ всегда обусловлены, в случае татар, только одним мотивом: инстинктом глубоко травмированной нации с ярко выраженным женским началом, определяющей свое место.
Русская нация по сути своей тоже женственна. Об этом писал еще Николай Бердяев. Но ей присуща давно уже утерянная татарами хищность и разбойность нрава, в той или иной степени таящаяся внутри (здесь не стоит путать понятие "татарский национальный характер" с феноменом лихих ухарей из Казани и Набережных Челнов - порождения антинациональной люмпен-урбанизации эпохи застоявшихся, а потом и разлагающихся Советов). Русская масса еще способна вселить некий подсознательный страх. Во всяком случае, сколько бы ни хорохорились воинствующие националы, а тема "будут погромы" волнует их не меньше, чем бессарабских евреев в 1905-м.
Травма, нанесенная Россией татарам, неизлечима. И это тоже проявление женского начала, женского характера татарской нации. Чтобы понять это, достаточно сравнить характер антирусских (антироссийских) настроений в среде кавказцев (чьи, в частности, чеченцев, травмы свежее, а потому – острее) и в среде татар, отметить глубоко принципиальную разницу в самой сущности переживания подобного рода исторических трагедий и в форме реакции на нее.
В отличие от русских и от татар – Кавказ есть начало мужское. Вся модель его поведения есть мужская модель.
И гендерный характер нации есть наиважнейший фактор, определяющий фундаментальный взгляд татар на дихотомию "Россия – Кавказ". С одной стороны, в условиях кризиса российского мира, при возникновении некоего центра притяжения всех "обиженных великодержавным шовинизмом" в лице кавказского "феномена сопротивления", выплеск исторических обид татар естественным образом приводит к некоей моральной поддержке Кавказа. Идеологически в ход идет все: мусульманская солидарность, пресловутая антиимперскость. С другой стороны, за всем этим стоит в первую очередь феноменальная по своим масштабам закомплексованность, историческая обида и при всем том – бессильная злость на свою собственную неспособность "так же…", побуждающая к накалу страстей. Эмоциональный, женский характер восприятия русско-кавказского конфликта лишает способности трезво анализировать его, ставя во главу угла свои собственные реальные интересы, а не чувственные принципы.
Но при всем том - именно поэтому татары никогда не пойдут по пути Кавказа. Они никогда не будут до конца лояльны России – это совершенно определенно и точно. Не в характере татар забывать что бы то ни было. Прощать и проявлять великодушие татарам тоже несвойственно. Нация, глубоко провинциальная по своей сути, глубоко мещанская и буржуазная, в самом тривиальном, не большевицком, значении этого слова (уникальная способность татар сохранить внешние рудименты традиционного общества и начисто растерять его базовые и по-своему ценные институты, что приводит к исключительной по своей духоте и затхлости мещанизации всего "татарского мира", заслуживает, как феномен, особого внимания), теряющая свои наиболее ценные, выдающиеся и талантливые кадры в процессе обвальной русификации (наравне с интернациональными утопиями политического и религиозного характера, будь то большевизм в начале ХХ века или ваххабитский джамаатизм в конце оного, обрусение - самый простой ход для побега из болота всетатарского провинциализма), – татары, в массе своей, неспособны мыслить широко и глубоко, поверх барьеров примитивных чувств и эмоций.
Прибавив к этому указанные выше закомплексованность и глубокую душевную травму - факторы, лишь усугубившиеся в ходе индустриализации и урбанизации советских времен, распада старого, татарского мира "внутренней эмиграции", когда, по одному образному выражению, "татары и русские ходили по одним и тем же улицам Казани, но как будто в разных измерениях", - можно смело утверждать, что татары, в том виде, в каком сложилась их нация на сегодняшний день, никогда не смогут играть конструктивную роль в жизни единой России, буде она сохранена. Но и разом вдруг, здесь и сейчас, став суверенным государством, татары еще долго будут неспособны избавиться от подобного негатива. Суверенный Татарстан смог бы затмить в своей истерии и Грузию, и Прибалтику, и Украину.
(В этой связи как полную противоположность можно было бы упомянуть Республику Казахстан – пример самореализации близкородственной нации, лишенной комплексов и не застрявшей, как татары, между Городом и Деревней, Архаикой и Модерном).
Но нация глубоко женственная, а потому латентно чурающаяся сколько-нибудь ярких проявлений начала мужественного (отсюда глубочайшая, тщательно маскируемая неприязнь к кавказцам и Кавказу, в котором это начало вопиюще откровенно) – татары никогда, ни под религиозными, ни под какими-то еще лозунгами, не окажутся в связке с Кавказом.
Татары – нация-падчерица России, скорее, не любящая и не имеющая оснований ее любить. Но эта падчерица не способна, распрощавшись с мачехой навсегда, присоединиться к тем, чей характер и чей архетип в конечном итоге вызывает у неё не меньше неприязни, подозрений и, возможно, зависти.
Поэтому в минуты опасностей и кризисов, нависших над Россией, реакция татар всегда выдает лишь один показатель: наличие или отсутствие внутренней силы русских.
Татары никогда, за исключением маргинальных своих единиц, не проявят своего негатива в условиях сильной духом страны, ибо никто так, как татары, не способен чувствовать и понимать русских.
Именно поэтому, за исключением малой части, татары сохранили лояльность СССР в годы Второй мировой войны, проявив гораздо более трезвое понимание реальной силы русских, чем многие другие народы.
Совсем другой была реакция татар на политические события в годы революции 1905 и 1917 гг., Первой мировой войны и 90-х гг. ХХ века, когда русские были деморализованы, а их государство частично или полностью - парализовано.
***
В общем и целом, подобная характеристика "татарского взгляда" может быть воспринята как кощунство и оскорбление. Во всяком случае, охарактеризовать ее именно так желающих найдется немало.
Увы, но при этом, по факту, возразить, опираясь на что-либо конкретное, немифологизированное и незакамуфлированное, на все это невозможно.
И, пожалуй, не нужно. Ибо следует учитывать, что верный диагноз есть путь к исцелению.
Начало национального характера есть фактор, подлежащий корректировке. Он не незыблем. Он меняется под воздействием социальных институтов и инициализированного ими комплекса мер.
К примеру, уповать на формальное исповедание Ислама как на фактор, обеспечивающий доминанту мужского начала, не стоит. Обабить можно и восприятие религии. Но нельзя обабить аутентичные религиозные институты и общество, построенное на их фундаменте, пронизанное ими.
Будут ли (и кем) реализованы такого рода проекты - вопрос, выходящий за рамки "татарского взгляда". Он тоже не статичен. Он тоже лишь констатация исторического момента.
Сегодня он констатирует глубокую болезнь всего российского геополитического пространства. Дихотомия "Россия–Кавказ" лишь фрагмент ее. Татарский взгляд на эту проблему, само его наличие – один из симптомов.
Будущее татар, конечно же, находится вне этого перекрестья и в свободе от его влияния на жизнь татарского социума. Специфический татарский взгляд на подобного рода проблемы в конечном итоге должен просто перестать существовать, послужив критерием абсолютной самодостаточности и преодоления исторических травм.
Даниял Туленков – публицист.
Иллюстрация взята с сайта "История.ру".
© 2010 Prague Watchdog (См. Републикация). (P,M/T)
ФОРУМ
|