ССЫЛКИ

Суверенная коррупция (интервью с Д. Литтелом)

Джонатан Литтел (родился 10 октября 1967 года в Нью-Йорке) - двуязычный англо-французский писатель, живет в Барселоне. Литтел – выпускник Йельского университета. Работал в составе миротворческих миссий в Боснии, Чечне и Конго. Лауреат Гонкуровской премии-2006 - самой престижной литературной награды Франции. Премия присуждена писателю за 900-страничный роман «Благие намерения», написанный по-французски. Вернувшись несколько дней назад из поездки в Чечню, Джонатан дал интервью Prague Watchdog. Ссылка на страницу писателя в англоязычной Википедии.

Prague Watchdog: Что сегодня в наибольшей степени мешает чеченцам обустраивать свою жизнь? Раньше главной проблемой считалось отсутствие безопасности, порожденное произволом силовых структур. Некоторые исследователи и правозащитники утверждают, что чеченцы глубоко несчастливы, чеченское общество в депрессии, поскольку вынуждено мириться с условиями политической несвободы. Как Вам показалось, чем недовольны люди в первую очередь, каковы их самые первые претензии к власти, где в окружающей их реальности они видят наибольший дисбаланс между тем, как есть и как должно быть?

Джонатан Литтел: Мне кажется, больше, чем произвол и особенности политического устройства, людям мешает нормально существовать коррупция, угнездившаяся в их жизни на микроуровне. Прежде всего, это касается работы. Никто не в состоянии найти, получить работу, а потом и просто работать без взятки. Нужно платить за все, за любую позицию: будь то медсестра, водитель маршрутки, пожарник или милиционер.

Коррупция так плотно охватывает человеческую жизнь, что нечем дышать. Чтобы получить образование, уже начиная со школы, не говоря уже о вузах, надо платить. Оплачиваться должен буквально каждый шаг. И это по-настоящему душит людей, поскольку они почти полностью лишены возможности создать что-то свое, что принадлежало бы им и зависело от их инициативы в несвободном экономическом пространстве. Например, раньше очень многие зарабатывали частным извозом. Больших доходов это не приносило, но позволяло иметь хоть какие-то деньги. Теперь всем извозчикам запретили просто так ездить. Создан единый таксопарк, и нужно платить за регистрацию, лицензии. Поскольку цены в такси невысокие, мало кто может позволить себе купить лицензию. Ее невозможно будет оправдать. Теперь деньги уходят наверх, свободных таксистов больше нет.

Интересная история с рынками. Их тоже больше нет: уже несколько лет, как разобрали гантамировский возле роддома, якобы на реконструкцию закрыли центральный, где шла свободная торговля, люди не платили за торговые места. На территории завода «Красный Молот» построили рынок "Беркат", и теперь за прилавок нужно отдать большие деньги. Фактически ситуация сейчас такая, как если бы республика стала частной собственностью одного человека. И необходимо за все платить хозяину, чтобы иметь возможность работать…

PW: Высокий уровень коррупции – более или менее общая проблема для России и Северного Кавказа в особенности. Есть ли у Чечни какая-то своя специфика?

Д. Л.: Отличие, похоже, в том, что нигде, кроме как в Чечне, бюджетники не отдают власти часть своей зарплаты. В других регионах коррупция все-таки претендует на доходы организаций, бизнеса (независимо - крупного или мелкого), бюджетные деньги, чиновники берут взятки. Но нигде коррупция не покушается на зарплату обычного врача или учителя. Поскольку Чечня обладает более совершенной системой контроля над гражданами, пространство коррупционного давления гораздо шире, чем в других субъектах.

PW: А бытовая коррупция, когда платишь на дороге милиционеру, даешь взятку за справку в каком-нибудь ведомстве или должен покупать бесплатное лекарство в больнице - это так же, как и везде?

Д. Л.: Да, конечно, как и везде. Один человек из бывших ичкерийских функционеров сказал мне, что Чеченская Республика превратилась в абсолютно обычный субъект Российской Федерации. И внутри отдельно взятой коррупционной схемы это, может быть, и правда. Та же практика, как в Ростове, Владимире, Хабаровске. Другой план – концентрация власти, но это уже отдельный вопрос.

PW: Власть сконцентрирована фактически в одних руках. Значит ли это, что все деньги попадают в эти руки, или каждый маленький начальник по примеру большого облагает данью своих подчиненных, и это источник его персонального обогащения?

Д. Л.: Это очень специфическая ситуация. Деньги, которые крутятся с самого низу и доверху – это не только машина, выжимающая наличные для личных счетов в швейцарских банках, - часть этих средств возвращается обратно в экономику, в фонд строительства и реконструкции. Поэтому сложно провести границу между собственно коррупцией и своего рода неформальным налогом. Мне кажется, что большая часть денег работает на хозяйство республики. Да, фонд Ахмата Кадырова отбирает у людей деньги, но средства главным образом идут в дело. У этих денег большая реализация, они используются для строительства таких грандиозных проектов, как главная мечеть, центр исламской медицины, которые в конечном счете обслуживают людей. Это не бюджетные учреждения, они построены фондом. Большинство людей довольны тем, что у них есть такая красивая большая мечеть и много маленьких.

И второй момент - это сложная схема отношений с бюджетом. Да, Москва должна платить за восстановление республики, но центр перечисляет средства с большим опозданием. Очень интересная черта кадыровского "экономического чуда", что все маленькие начальники облагают данью своих подчиненных и сотрудников по сложившейся наверху модели. Но после этого часть денег они обязаны отдавать на восстановление. Если ты, к примеру, директор какого-то государственного учреждения (школы, больницы), а Кадыров принимает решение реконструировать это учреждение, платить будешь ты из собственного кармана, но еще и начальник профильного управления, все по возможностям. Эта целая система принудительных пожертвований.

Кадыров и его окружение хорошо знают, сколько ты сам заработал и сколько можешь отдать. Когда они требуют от кого-то 5 или 10 миллионов рублей, они располагают детальной информацией о том, что этот человек может внести именно такую сумму. И самый интересный момент – они собирают деньги с директоров, министров, начальников строительных кампаний на какую-то конкретную стройку, а потом отчитываются перед Москвой за сделанную работу. Естественно, в отчете будет указана сумма в 4 раза больше реально потраченной. Если работы стоили 40 миллионов, в отчете будет указано 150. Из этих 50, конечно, 20 процентов должны остаться в Москве как откат, а остальное приходит в Чечню. И тогда из полученных средств часть раздают всем, которые платили, т. е. они получают обратно то, что внесли. Оставшиеся деньги опять пускаются в оборот. Начинают строить другие объекты: новые дороги, здания, предприятия.

Это не похоже на ситуацию в Южной Осетии, куда после войны Москва направила огромные деньги, и 90 процентов этих денег банально исчезли. Исчезли совсем, хоть на Кипре, хоть в Швейцарии - я не знаю. И работы по реконструкции там фактически не проводились. В Ингушетии при Зязикове коррупция была ужасная - бюджетные деньги подчистую разворовывались Зязиковым и его окружением. Ничего не работало даже теневым образом на экономику республики. А Рамзан строит, и строит много. Например, в горах, где ни при советской власти, ни после не было газа, сейчас он есть, есть свет, работает мобильная связь. Конечно, какая-то часть денег расходится по карманам тех, кто у власти, но еще более значительная часть работает в экономике. Это, на мой взгляд, такая интересная чеченская специфика.

PW: Феодальная модель суверенной чеченской экономики?

Д. Л.: Это очень неформальная модель, но она рабочая, реальная. И поэтому, как я уже говорил, невозможно провести границу между коррупцией и неформальным налогом, или Закятом, если рассуждать в исламских терминах. Часть изымаемых у населения средств можно воспринимать как Закят. Люди, у которых есть деньги, должны оплачивать нужды остальных.

PW: Закят все же не должен обогащать мздоимцев и удовлетворять чьи-то непомерные амбиции; это именно налог на содержание бедных. А когда отнимают у бедных – это не называется Закят.

Еще вопрос: можно ли говорить о клановом характере этой коррупции, когда представители одного рода или клана стали основными выгодополучателями?

Д. Л.: В принципе, да. Если ты не беноевец, то тебе жить куда сложнее. А любой пацан из Хоси-Юрта просто по праву рождения получит какое-то место.

PW: Но тогда речь все-таки не о тейпе, а о родовой вотчине Кадыровых?

Д. Л.: Да, конечно. Беной – очень большой тейп, и в коррупции он получает сужение до села или близких и далеких родственников. Но и если ты беноевец, то тебе уже живется легче, чем представителям других тейпов. И вот почему. Конечно, в окружении Кадырова есть и небеноевцы. Например, мэр Грозного Хучиев - из какого-то итум-калинского тейпа. Но их единицы, и они не могут оказывать протекцию своим однотейповцам. Т. е. создавать собственные кланы во власти. Здесь тоже имеется принципиальное отличие от ситуации, которая складывалась во времена Масхадова и Дудаева. Там тоже была коррупция и иные проблемы, но эти люди стояли между тейпами. Масхадов - это Аллерой, его вице-президент - Чеберлой, и так далее. Власть, влияние и деньги распределялись независимо от принадлежности к тейпу.

Рамзан Кадыров, как я понимаю, просто не доверяет чужим, людям, которые не являются его родственниками или однотейповцами. И потому во власти находятся представители не всего тейпа, конечно, а скорее его сегмента - рода Кадырова. И в связи с этим приходилось слышать очень много жалоб. Те, кому не посчастливилось родиться в Центорое, автоматически попадают в разряд аутсайдеров.

И это действительно так. Для людей установлены очень жесткие рамки: хозяин в республике один, и никто, кроме него и его окружения, не имеет права зарабатывать деньги. Была интересная история с братьями Оздиевыми. Это очень крупная семья, которая строила сеть заправок в Чечне и Дагестане. Кадыров решил забрать их бизнес. Не знаю, как обстоят дела с Оздиевыми сейчас, но все их заправки в Чечне закрыты. Нельзя зарабатывать деньги, если ты не под "крышей" Кадырова.

PW: А людей не удивляет, что Москва не вмешивается, чтобы навести порядок?

Д. Л.: Все понимают, что Рамзан такой, какой он есть, именно потому, что ему покровительствуют влиятельные люди в Москве. С другой стороны, все более-менее видят позитивные перемены. Дома строятся, дороги прокладываются, есть свет и газ. Нельзя сказать, что есть какое-то серьезное и глубокое недовольство властью. "Просто ко всему, что делается хорошего, нужно было бы добавить равных возможностей и справедливости", - так эту ситуацию видят чеченцы. Чтобы можно было работать и зарабатывать, чтобы не все деньги шли Рамзану и его окружению. Но я не сказал бы, что они хотят каких-то радикальных изменений. "Да, - говорят они, - есть коррупция, но Рамзан строит, а раньше была коррупция, и не строилось ничего".

PW: Люди, которые хотят иметь свой бизнес, уезжают из Чечни?

Д. Л.: Многие мечтают уехать куда-нибудь в Москву. Но люди с такими специальностями, как врач, преподаватель, хотят остаться, поскольку появилась разветвленная инфраструктура государственных учреждений, и им есть где применить свои знания. И нельзя сказать, что все независимые бизнесмены лишены права на работу. Некоторым удается вести свое дело, надо только делиться доходами. Все дело, по-моему, в размерах бизнеса: если у тебя маленькие объемы, то можно как-то перебиваться, когда начинаешь работать по-крупному, вот тут-то и начинаются проблемы.

Закя́т (араб.) - обязательный годовой налог в пользу бедных, нуждающихся, а также на развитие проектов, способствующих распространению ислама и истинных знаний о нем. Закят - один из пяти столпов ислама.

Фотография взята с сайта "Википедия".

(P,M)