ССЫЛКИ

Дом, в котором укрылся Джек

Леонид Рузов, специально для Prague Watchdog
Москва

Если я когда-то и был молодым и восторженным, то эти времена давно прошли. Приросла, стала второй натурой привычка сомневаться, "не верить ничему из того, что слышишь, и почти ничему из того, что видишь", - так, кажется, писал бородатый классик?

И когда в Грозном начали восстанавливать проспект Победы, я прежде всего заметил, что пластиковые окна ставят в домах, у которых сохранились только фасады - небо по обе стороны стекла. Правда, затем были восстановлены и сами дома: "коробки", перекрытия, крыши. Потом взялись за строения чуть в стороне от проспекта. И, наконец, привели в порядок практически весь город.

Как-то звонит приятель-правозащитник, говорит: "Попал в зачистку в Чернореченском лесу... Здесь сотни милиционеров... Прочёсывают лес... Вооружены до зубов.." И, после эффектной паузы: "...все с граблями, топорами, пилами, кистями, вёдрами с краской". А вскоре и я мог лицезреть побеленные до половины человеческого роста стволы вдоль трассы.

Другой знакомый, не навещавший Чечню восемь лет, посетовал: "Суши не умеют делать". Кроме японской кухни, всё остальное было на уровне. Оставив в 2001-м обезлюдевшие развалины и найдя теперь на оживлённом проспекте Путина пиццерии с молочными коктейлями, он мог сравнивать.

Побывал он и в горах и был немало обрадован тем, что в Нохчи-Келой пришло электричество и газ, чего не было при советской власти. Сотовой связи при Советах не было в природе, - теперь есть и в Шаро-Аргуне.

В чём причина? В чём - или в ком?

Есть ли это заслуга нынешней чеченской власти?

Даже критики Рамзана Кадырова в той или иной степени признают, что выделяемые Чечне из федерального бюджета деньги теперь хотя бы не остаются в пределах Садового кольца.

А ещё в Чечне закончилась война. То есть продолжаются боестолкновения, похищают людей и так далее. Но это уже не война, а нечто иное, - если сравнивать с ситуацией пяти- или даже трёхлетней давности... Или даже - с положением в соседних республиках...

*****

Беленые стволы деревьев, лесополосы и очищенные от подлеска обочины заканчились на подъезде к станице Бороздиновской. Здесь спутанное зеленое месиво, как будто зажавшее пустынную дорогу с обеих сторон, напоминало заколдованный лес. Только вместо замка спящей царевны впереди показался не менее фортификационных очертаний блок-пост, стеною из бетонных блоков прикрывавший соседнюю республику.

За блок-постом дорога оказалась не в пример более оживлённая и вдрызг разбитая - как будто война прошла по эту, а не по ту сторону границы.

Расположенный за трассой районный центр Кизляр не был похож на Эдемский сад - но нищета была обычной и в глаза не бросалась: какой-нибудь среднерусский Киржач не хуже.

А вот плоскостные сёла удивили по-настоящему. Село Косякино как будто выросло из собственного названия, стараясь не погрешить против заданных параметров. И дело было не в отсутствии табличек и указателей, не в разобщённости, даже не в бедности. Поражала безысходность, с которой люди, кажется, смирились. Может быть, они ещё ждали помощи откуда-то извне, - но не было и следа внутренних усилий, воли к переменам. Другие деревни, может, и носили несколько более жизнерадостные названия, но походили на Косякино, как близнецы.

*****

Возможно, на этом безрадостном фоне чеченские плоскостные и предгорные сёла показались мне изумительно жизнеспособными, витальными.

Примеров можно привести много, - я назову несколько.

В Комсомольском, где совсем недавно были только развалины, можно ещё найти следы разрушений 2000-го, - но нужно постараться!

Как жители Алхазурово тянули к себе газопровод от Чири-Юрта (сами, без ассигнований и "лимитов"!) - про это долго можно рассказывать.

Или как мой знакомый чири-юртовский Илья Муромец утомился ждать свою судьбу, вдруг встал с печи, которую оседлал много лет назад, и в одночасье оказался за рулем самосвала?

Я мог бы усомниться в собственных ощущениях, но ведь и другие о том же говорят!

"Друзья-гуманитары" открывали тут в горном чеченском селе фельдшерско-акушерский пункт, совмещённый с библиотекой и чем-то ещё культурным. Трудностей было предостаточно, самых разных, - от общей разрухи и дезорганизации до избыточного внимания ФСБ. Но все удалось преодолеть благодаря исключительному энтузиазму местных жителей.

Мои гуманитарные друзья могли сравнивать это с абсолютным "совком" другой соседней республики, где подобные проекты проваливались безо всякого ФСБ, поскольку равнодушие властей находилось в гармонии с пассивностью населения...

*****

Я не этнограф и не антрополог, а всего лишь дилетант со стажем. Позволю себе несколько замечаний.

У вайнахского мужчины есть три нормативные модели поведения.

Первая - "добрый мОлодец", къонах. Доблесть могла быть проявлена на поле боя. Впрочем, с неменьшей вероятностью "подвиги" могут лежать по ту сторону закона. Далеко от родного дома, от родного села, и найдётся ли старик достаточно уважаемый, чтобы остановить дОброго молодца? Только вот незадача: именно по таким судят обо всём народе...

Вторая возможная роль - "отец семейства". Вчерашние "къонахи" преображаются. Теперь главный подвиг совершается у себя в селе, - в поле, во дворе, дома. Чтобы было не хуже, чем у соседа. Кто не верит в такого чеченца, - не видел, как истово он вкалывает на своём огороде. Впрочем, такого вайнаха мой ровесник мог встретить и в России, в "победившем безработицу" СССР, - на "шабашках" и "северАх".

Третья возможность - "мудрый старик": папаха, борода, френч, галифе, сапоги, значительные речи и общее почтение.

У каждого возраста - своя доблесть и своё достоинство.

Схема, конечно, грубая. "Казаковать" можно до седин. А седая борода сама по себе мозгов не прибавляет. Уж я-то знаю по себе...

*****

Кроме того, многое изменилось "в эпоху войн и революций", - за последние двадцать, пятнадцать, десять лет.

В "лихие девяностые" молодые люди вдруг осознали, что теперь можно не уважать стариков, - особенно если у молодого есть длинный ствол, а старик показал покорность злу.

Многое ещё поменялось.

В начале "подлых нулевых" чеченки (и ранее мало соответствовавшие штампованному определению "угнетенная забитая женщина Востока") нередко становились основным "тяглом" в семьях, - взваливали на себя груз, который оказался не по плечу мужчинам.

А под конец "нулевых" вдруг оказалось, что кто-то извне, - не старший в семье и не мужчина! - может указывать женщине, как именно следует одеваться и чем покрывать голову. Давно такого не было, - полтораста лет или триста?

Да, поменялось многое. Впрочем, я отвлёкся...

*****

Так вот, мне кажется, что в последние годы поменялась господствующая нормативная модель поведения.

Нечто подобное происходило и в середине XIX века, после Кавказской войны: ценности мира стали вдруг важнее, чем воинская доблесть.

Только теперь для этого не понадобился новый Кунта-хаджи, - просто "къонахи" вдруг стали "отцами семейств". Возможно, волшебная трансформация вызвана еще и тем, что всю свою жизненную силу, витальность чеченцы были вынуждены изъять из политической сферы и укрыть за глухим забором семейного быта. По очень простой причине. Любая самостоятельность и активность при попытке реализовать их в общественной жизни легко становятся причиной серьезных, если не сказать больше, неприятностей.

Это много объясняет: и численное сокращение рядов вооружённого сопротивления, и "низовой" подъём хозяйств, оживление в Чечне.

А почему это произошло - отдельный вопрос, заслуживающий отдельного разговора.

Чечня-Дагестан, май 2009 г.Фотография взята с сайта "н0лик.ru".

(P)